Книга Марка Юргенсмейера "Новая холодная война? Религиозный национализм
в столкновении со светским государством" прослеживает наблюдаемый
в последнее время во всем мире подъем фундаменталистских религиозных движений.
Автор утверждает, что религиозный национализм одержал решительную победу
над светским национализмом, проявив себя самой динамичной и мощной "идеологией
порядка" в ряду подобных идеологий на исходе холодной войны. В настоящее
время широкое распространение получила идея о том, что сам по себе секуляризм,
независимо от его демократической или коммунистически-социалистической
формы, оказался пустым и неудовлетворительным типом общественной организации.
В глазах новых религиозных националистов секуляристские националистические
государства, появившиеся непосредственно в результате процесса деколонизации,
представляют всего лишь более утонченную и скрытую форму культурного империализма
Запада. Автор утверждает: "Поразительно, с каким единодушием религиозные
политики — христиане в Восточной Европе или в бывшем Советском Союзе;
мусульмане или евреи на Ближнем Востоке и в Средней Азии; сикхи, индусы
или буддисты в Южной и Юго-Восточной Азии — отвергают секуляристские политические
идеологии в западном стиле, отчасти потому что они отвергают их притязания
на универсальную применимость" (с. 144). Предвосхищая тему, которую
недавно развил Самуэль Хантингтон (Samuel Huntington) в летнем номере
"Foreign Affairs" за 1993 год, Юргенсмейер утверждает, что идеологические
конфликты в период холодной войны представляли междуусобные споры соперничающих
культурных систем Запада, а конфликты будущего станут межкультурными,
сосредоточившись прежде всего в сферах религиозного раскола.
Примеры религиозного национализма Юргенсмейер берет в основном из опыта
стран третьего мира. Он начинает с той довольно известной политической
проблемы, которую исламский фундаментализм ставит перед светскими режимами
в Иране, Пакистане, Египте, Палестине и Алжире. Он отмечает, что революция
Хомейни в Иране оказалась неожиданностью для американцев, ибо западные
общественные науки придерживаются главным образом постулата о постоянном
распространении секуляризации. Западные ученые все еще недооценивают стремления
незападных народов "вернуться" назад в прошлое и вновь обрести
утраченную опору в религии. Такое же явление наблюдается и в Южной Азии,
где светское, националистическое и социалистическое государство, основанное
Джавахарлалом Неру, сотрясается от ежедневных нападок со стороны воинствующих
индуистских, сикхских и мусульманских религиозных фанатиков, так и со
светским государством в Шри-Ланке, где воинствующий буддизм столкнулся
как с тамильским национализмом. Религиозный национализм, далеко не исчерпавший
своих ресурсов к концу 80-х годов, получил свежий импульс в связи с распадом
коммунизма, вызвавшим взрыв самых разнообразных прежде подавлявшихся религиозных
движений, не только исламских в Средней Азии и Закавказье, но и христианских
движений в России, Украине, Польше и в других частях Восточной Европы.
Как правило, Юргенсмейер вдумчиво и взвешенно анализирует эти религиозные
процессы и их мрачное значение в сегодняшней мировой политике. Например,
он отмечает большую несовместимость многих религиозных националистических
движений с либерализмом и защитой прав человека, чем с демократией. В
самом деле, в отрыве от либерализма демократия может оказаться удобным
инструментом для распространения нетерпимого фундаментализма. Тревожное
заглавие данной книги, напоминающее о замене холодной войны апокалипсическим
столкновением религиозных цивилизаций, — это вопрос, раздумье, но не однозначный
прогноз. Хотя Юргенсмейер вполне осознает реальность угрозы религиозного
национализма для либерализма и мирового порядка, он тем не менее лоялен
по отношению к самой религии. Учитывая критику западного либерального
индивидуализма Роберта Беллы (Robert Bellah) и Аласдэра Макинтайра (Alasdair
MacIntire), Юргенсмейер утверждает, что в религиозном возрождении есть
и потенциально здравое зерно.
Как и в случае гипотезы Хантингтона о "столкновении цивилизаций",
анализ, проводимый Юргенсмейером, точнее всего приложим к Ближнему Востоку
и Южной Азии, но абсолютно недостаточен для попытки общей характеристики
мировой политики. Например, за пределами Шри Ланки буддизм в последние
годы не приобрел ни воинственной, ни политизированной формы (с частичным
исключением секты Сокка Гоккай в Японии). Склонные к терпимости доктрины
буддизма легко сосуществуют с конфуцианством, даосизмом, христианством
и синтоизмом, и вполне вероятно, что они облегчили распространение капитализма
и демократии в некоторых частях Азии. Высокий уровень ассимиляции и большое
число межэтнических браков китайцев и тайцев в Таиланде объясняются терпимым
типом буддизма, исповедуемым в этой стране.
Еще более серьезная проблема возникает при уподоблении Юргенсмейером
христианства положению ислама или индуизма. Верно, что в большинстве стран
бывшего коммунистического мира наблюдается возрождение христианской религии,
отвергающей, как и исламский или индусский фундаментализм, светский универсализм
социализма. Однако в отличие от последних двух движений христианство в
большинстве случаев не враждебно капитализму, либеральной демократии,
национализму или современному светскому либеральному государству (в противоположность
советскому обществу). Юргенсмейер сам указывает, что католическая церковь
в Польше сыграла объединяющую роль в сбрасывании коммунизма. Как писал
Хантингтон в своей вышедшей в 1991 году книге "Третья волна"
("The Third Wave"), громадное большинство новых демократий,
возникших после 1974 года, зародились в католических странах, и во многих
из этих стран церковь превратилась из противника в сторонника либеральных
учреждений.
Вероятно, самым значительным недостатком рецензируемой книги является
отсутствие анализа протестантского фундаментализма, получившего невиданное
возрождение в Латинской Америке и в некоторых частях Азии. Одна пятая
населения Чили, почти треть населения Гватемалы и четверть населения Южной
Кореи являются в настоящее время протестантами. В Сеуле находится крупнейшая
в мире община пятидесятников с 500 000 прихожан. Немногие краткие упоминания
Юргенсмейером протестантских фундаменталистов носят негативную оценку:
склонность к насилию, содействие климату политической нетерпимости в развитых
странах.
Однако если взглянуть критически на данный вопрос, то окажется, что протестантский
фундаментализм разрушает в более крупных масштабах шаблонный анализ, применяемый
при рассмотрении движений религиозного возрождения. К настоящему времени
появилось уже большое количество эмпирических социологических исследований
тех последствий, к которым привело обращение в протестантизм, в том числе
вхождение в общину пятидесятников, населения Латинской Америки. В основном
эти исследования подтверждают гипотезу Макса Вебера (Max Weber) о том,
что протестантизм, особенно в своем пуританском (т.е. фундаменталистском)
варианте, склонен поддерживать капитализм и ценности, необходимые для
его экономической и политической модернизации. Фундаментализм протестантов
в отличие от собрата на Ближнем Востоке поощряет деполитизацию своих приверженцев,
направляя их к решению вопросов благодати и внутреннего спасения. Многие
левацкие (и некоторые католические) критики ошибочно принимают такой подход
за поддержку военно-авторитарного статус-кво. Однако медленный, но неуклонный
прогресс в области здравоохранения, образования, роста доходов и развития
внутренних связей в общине, сопровождающий обращение в протестантизм,
приводит к появлению сильного гражданского общества, а следовательно,
к созданию частного "политического пространства", необходимого
для функционирования стабильной демократии. Таким образом, в конечном
итоге протестантский фундаментализм в третьем мире не только не враждебен
демократическим ценностям Запада, но и активно способствует созданию среды,
в которой они могли бы процветать.
Другая странная ошибка в концептуальном каркасе рецензируемой книги —
это применение автором термина "светский национализм" при описании
основного политического наследия, оставленного Западом прежним колониям.
Цитируя таких авторитетных авторов, как Ганс Кон (Hans Kohn) и Руперт
Эмерсон (Rupert Emerson), Юргенсмейер утверждает, что политики Запада
в ранний послевоенный период видели в светском национализме положительную
и главную сущность политической модернизации, спасительной для третьего
мира. Однако, не различая варианты светского "национализма",
Юргенсмейер некоторым образом соглашается с утверждением исламских фундаменталистов
о полном совпадении демократии и коммунизма.
На самом же деле критически мыслящие люди на Западе проводили различие
между демократической, социалистической и авторитарной версиями национализма.
Их отношение ко многим формам светского национализма было далеко не однозначным
после 1945 года: Европа в конце концов только что вышла из двух чудовищных
мировых войн, в которых светский национализм играл огромную роль. В то
время как США поддерживали национальные чаяния подданных колоний европейских
стран, рассматривая их национализм как потенциальный оплот в борьбе против
коммунизма, Вашингтон не спешил поддержать такой национализм сам по себе:
это видно хотя бы на примере бурных отношений США с президентом Египта
Гамаль Абдель Насером. Хотя люди демократического Запада единодушно поддерживали
религиозную терпимость, они не становились от этого воинствующими секуляристами
или антиклерикалами, и многие из них полагали, что как раз религиозная
свобода и есть один из основных моментов, доказывающих превосходство демократии
над коммунизмом. В самом деле, как показывает проведенный нами выше анализ
протестантизма в Латинской Америке, христианство и демократия были тесно
переплетены между собой в течение многих лет. Вот почему христианские
активисты в Восточной Европе, вопреки утверждениям Юргенсмейера, не приняли
как коммунизм, так и современную демократию и увидели в последней путь
к восстановлению нормальной религиозной жизни.
Одной из раздражающих опасностей нового мироустройства является потеря
силы обобщающих закономерностей за пределами специфического региона. Несомненно,
что в последние годы наблюдались возрождение фундаментализма в широких
масштабах, раскалывающего народы по религиозным и культурным границам,
а также воинственность и политизированность его форм. Но в то же время,
если религиозный фундаментализм на Ближнем Востоке и в Южной Азии вообще
враждебен либеральной демократии, то в Восточной Европе и Латинской Америке
он, напротив, поддерживает демократию, а в остальной Азии почти не наблюдается
вовсе. В целом все же это скорее тенденция, чем единое движение. Поэтому
отсутствие единства в религиозном фундаментализме превращает его в наименее
вероятного противника в любой "новой холодной войне".
--------------------------------------------------------------------------------
Фрэнсис Фукуяма (Francis Fukuyama) — автор книги "The End of History
and the Last Man", штатный консультант корпорации "RAND"
в Вашингтоне, округ Колумбия, США.
Рецензия на книгу "Новая холодная война? Религиозный национализм
в столкновении со светским государством" Марка Юргенсмейера. The
New Cold War? Religious Nationalism Confronts the Secular State by Mark
Juergensmeyer. University of California Press, 1993, 292 pp.
|